Разведрота Иванова, вся епталогия в одном томе - Страница 8

- Разрешите доложить, товарищ подполковник, задание выполнено. Все три. При выполнении задания легко ранен рядовой Петров семнадцатью проникающими ранениями в грудь. Потерь среди личного состава не имеется.

- Вольно. Идем до штабу, там обстоятельно доложишь. А этого - он указан на Петрова, - в мою машину и в госпиталь. Одна нога там, другая - в штабе дивизии. Исполнять!

- Товарищ подполковник, - решился задать вопрос по дороге в штаб Сидоров, а чего с остальными-то разведгруппами случилось?

- Ну, тех, кто не прошел через минное поле, по которому вы бежали, ясно и ждать не стоило, ну а те, кто вернулся, расстреляли за невыполнение приказа. Говорили им - Знамя Дружины, а они как сговорились - тащили знамена отрядов. Три их там было то, отряда...

Вытянувшись в струнку, Иванов, Сидоров и Вяземский "поедали глазами" орущего на них особиста.

- Вы не выполнили боевой приказ! Вам было ясно сказано - притащить пехотного капитана! А вы кого притащили? Подполковника Люфтваффе? И чего мне с ним делать? Забирайте его взад и положите там где взяли нафиг!

- Дык там все такие были, товарищ капитан, - робко оправдывался Сидоров. Взял у кого ромбиков поменьше... - А капитана мы вам завтра притараним, добавил Вяземский, - зуб даю, припрем!

- Ну ладно, пошли вон, разведчики хреновы. Завтра в шесть утра - прибыть в штаб за новым боевым заданием!

И, поглядев в спины удаляющейся тройки, особист задумчиво пробормотал:

- Интересно, чего это в пионерлагере делали десяток подполковников Люфтваффе?

А удаляющийся Иванов тихо пробормотал:

- Вот ведь попали!

На что граф Вяземский, сплюнув сквозь зубы на пыльную тропинку, ответил:

- Да.

А Сидоров подтвердил:

- Верно!

И лишь Петров ничего не сказал, потому что лежал в этот момент в медсанчасти.

2. Грудь в крестах

На небесно-голубом небе, не замаранном ни одним, даже самым крошечным, облачком, ярко сияло полуденное июльское солнце. В свете небесного светила мир вокруг выглядел необыкновенно мирным и умиротворенным: даже жужжащие мухи жужжали совершенно не по-военному, и жалящие слепни жалили не злобно, а как-то даже ласково и спокойно. Забитые колхозные крестьяне неторопливо передвигались по единственной улочке небольшого колхозного селения, а по соседней улочке изнеможенный колхозный пастух гнал тощих коровенок убогого колхозного стада на давно уже вытоптанные пастбища. Единственное, что выбивалось из этой идиллической картины обычного мирного дня, было то, что кроме исхудалых колхозников по улочке нестройными рядами двигалось и множество оборванных красноармейцев, вдали слышалась артиллерийская канонада, а вблизи - матюги подгоняющих красноармейцев командиров и комиссаров. Да и парочка "ястребков", затеявших воздушный бой с дюжиной "Мессершмитов" прямо над деревней, в общую картину как-то не вписывалась.

Впрочем, лейтенант Иванов не замечал этих незначительных нарушений гармонии летнего дня. Лейтенант Иванов мирно спал прямо в расположении своей роты. Предыдущая ночь выдалась довольно напряженной, и командование разрешило всей роте принять отдых до шести утра следующего дня. Однако выспаться Иванов так и не смог.

С пролетающего в небе над деревней самолета внезапно выпала раскаленная стрелянная гильза, и, по несчастному стечению обстоятельств, упала точно в расстегнутый ворот Ивановской гимнастерки.

- Да что ты будешь делать! - недовольно произнес Иванов, просыпаясь, - даже в расположении всякая фашистская сволочь норовит помешать спокойному сну советского бойца!

- Не вопрос, товарищ лейтенант, - ответил боцман Сидоров, и, подняв пулемет "Максим", послал меткую очередь вслед улетающему "Мессершмиту". Тот накренился, качнул крылом и свалился у околицы. Тем временем Иванов, грязно ругаясь про себя "вот ведь досада-то какая!", вытащил из-за пазухи гильзу. Она оказалась советской.

- Ошибочка вышла, это от нашего летчика подарочек, - кривясь, пробормотал Иванов. Сидоров снова поднял пулемет, но, оглядев небо, опустил:

- Наши уже улетели, товарищ лейтенант!

Пулемет Сидоров взял у проходящих бойцов: пожалел их, едва бредущих, согнувшихся под тяжестью четырех пудов железа. Но взять-то взял, однако обещал к обеду отдать обратно: солдатики шли отдыхать как раз в эту деревеньку. Поэтому, немного подумав, Иванов предложил Сидорову:

- А не сходить ли нам к "Мессеру" прибарахлиться? А то отдадим пулемет - с чем сами останемся? Тем более, что еще поспать в таком гвалте вряд ли удастся.

Предложение услышал и граф Вяземский, давивший ухо на куче сена у стены разбомбленной зерносушилки. Легко, как будто и не спал только что в две сопелки, граф вскочил и молодцевато произнес:

- Дело базаришь, лейтенант. Поканали рысью, пока другие не набежали на халяву.

И через минуту рота в полном составе ковырялась в самолете. Сидоров, выломав авиапушку из одного крыла, ловко выковыривал вторую, Вяземский раздевал дохлого фрица, а Иванов просматривал документы. Ничего в них не поняв, он сунул документы в немецкий кожаный планшет и пробормотал:

- Ладно, Петров вернется - прочитает.

Когда к самолеты прибежали пехотинцы, ловить им было уже нечего. И, уходя от самолета обратно в расположение, Иванов услышал удивленный возглас кого-то из пехтуры:

- Надо же, фрицы голыми летают! Совсем стыд потеряли!

Следующие два часа разведчики разбирались с трофеями. Иванов разбирал и снова собирал трофейный "Парабеллум", который сразу понравился ему куда как больше штатного "ТТ", Вяземский надевал и снова снимал с руки трофейные швейцарские часы, а Сидоров мастерил себе ремешок для часов из немецкого офицерского ремня: он, кроме пушек и пулемета, успел свинтить с "Мессера" и бортовые часы со светящимися стрелками. Наигравшись с железом, Иванов снова начал разглядывать непонятные документы, Вяземский отправился в деревню менять у населения провиант на парашют, а Сидоров, отнеся все-таки "Максим" обратно в пехоту, начал возиться с пушками и пулеметом.